Неточные совпадения
Деревня показалась ему довольно велика; два леса, березовый и сосновый, как два крыла, одно темнее, другое светлее, были у ней справа и слева; посреди виднелся деревянный дом с мезонином, красной
крышей и темно-серыми или,
лучше, дикими стенами, — дом вроде тех, как у нас строят для военных поселений и немецких колонистов.
— Да, разумеется, —
лучше под
крышей, чем на улицах! Но — газеты! Они все выносят на улицу.
Есть и балкон или просто
крыша над сараями, огороженная бортами, как на кораблях, или,
лучше сказать, как на… балконах.
Иногда он прерывал работу, садился рядом со мною, и мы долго смотрели в окно, как сеет дождь на
крыши, на двор, заросший травою, как беднеют яблони, теряя лист. Говорил
Хорошее Дело скупо, но всегда какими-то нужными словами; чаще же, желая обратить на что-либо мое внимание, он тихонько толкал меня и показывал глазом, подмигивая.
— Нет, — отвечает, — мне тут наружи
лучше; а то со мною под
крышей от колтыхания морская свинка сделается.
…Новая семья, [Семья Н. В. Басаргина.] с которой я теперь под одной
крышей, состоит из добрых людей, но женская половина, как вы можете себе представить, — тоска больше или меньше и служит к убеждению холостяка старого, что в Сибири
лучше не жениться. Басаргин доволен своим состоянием. Ночью и после обеда спит. Следовательно, остается меньше времени для размышления.
— За мной, сюда! — сказал тот мужикам и сам первый вошел, или,
лучше сказать, спустился в шалаш, который сверху представлял только как бы одну
крышу, но под нею была выкопана довольно пространная яма или, скорей, комната, стены которой были обложены тесом, а свет в нее проходил сквозь небольшие стеклышки, вставленные в
крышу.
[Маточкой называется небольшой компас или,
лучше сказать, грубо сделанная коробочка с крышкою; внутри коробки, под самою
крышей, вделывается бумажный кружок, на котором означены страны света, на дне же ее прикрепляется железная шпилька, на которой вращается магнитная стрелка.
— Невероятно. Пожар в умах, а не на
крышах домов. Стащить его и бросить всё!
Лучше бросить,
лучше бросить! Пусть уж само как-нибудь! Ай, кто еще плачет? Старуха! Кричит старуха, зачем забыли старуху?
— Вот, — говорил Ситанов, задумчиво хмурясь, — было большое дело,
хорошая мастерская, трудился над этим делом умный человек, а теперь все хинью идет, все в Кузькины лапы направилось! Работали-работали, а всё на чужого дядю! Подумаешь об этом, и вдруг в башке лопнет какая-то пружинка — ничего не хочется, наплевать бы на всю работу да лечь на
крышу и лежать целое лето, глядя в небо…
Простор и лень, лень и простор! Они опять предо мною во всей своей красе; но кровли
крыш покрыты
лучше, и мужики в сапогах. Это большая новость, в которой я, впрочем, никогда не отчаивался, веруя, что и мужик знает, что под крепкою
крышей безопасней жить и в крепких сапогах ходить удобнее, чем в дырявых лаптях.
— Фу-у! Ка-ак ты говорить научился! То есть как град по
крыше… сердито! Ну ладно, — будь похож на человека… только для этого безопаснее в трактир ходить; там человеки все же
лучше Софьиных… А ты бы, парень, все-таки учился бы людей-то разбирать, который к чему… Например — Софья… Что она изображает? Насекомая для украшения природы и больше — ничего!
— Ну что, дядя,
лучше тебе? — перегнувшись с
крыши, спросил его Карпушка.
Анна Петровна. Живем мы с вами под одною
крышей уже пять лет, и я ни разу не слыхала, чтобы вы отзывались о людях спокойно, без желчи и без смеха. Что вам люди сделали худого? И неужели вы думаете, что вы
лучше всех?
Окраска
крыш, особенно с нашею олифой и краской, считалась очень выгодным делом, и потому этою грубой, скучной работой не брезговали даже такие
хорошие мастера, как Редька. В коротких брючках, с тощими лиловыми ногами, он ходил по
крыше, похожий на аиста, и я слышал, как, работая кистью, он тяжело вздыхал и говорил...
Попадавшиеся на пути избы производили
хорошее впечатление своими толстыми бревнами, крепкими воротами, крытыми наглухо, по-раскольничьи, дворами и белыми кирпичными трубами; известное довольство сказывалось во всем, начиная с тесовых крепких
крыш и кончая стекольчатыми окошками и расписными ставнями.
— Спасибо, брат! С удовольствием пошел бы я к тебе в гости, да воды боюсь.
Лучше уж ты прилетай ко мне в гости на
крышу… Я тебя, брат, ягодами буду угощать — у меня целый сад, а потом раздобудем и корочку хлебца, и овса, и сахару, и живого комарика. Ты ведь любишь сахар?
Мне нравится, что к нему со всех сторон пристроены сени и сенички, так что если взглянуть на него издали, то видны одни только
крыши, посаженные одна на другую, что весьма походит на тарелку, наполненную блинами, а еще
лучше на губки, нарастающие на дереве.
К полудню доплыли до Красновидова; на высокой, круто срезанной горе стоит голубоглавая церковь, от нее, гуськом, тянутся по краю горы
хорошие, крепкие избы, блестя желтым тесом
крыш и парчовыми покровами соломы. Просто и красиво.
Я с удовольствием взошел на широкое русское крыльцо, где было прохладно и солнце не резало глаз своим ослепительным блеском, а расстилавшаяся пред глазами картина небольшой речки, оставленного рудника и густого леса казалась отсюда еще
лучше; над
крышей избушки перекликались какие-то безыменные птички, со стороны леса тянуло прохладной пахучей струей смолистого воздуха — словом, не вышел бы из этого мирного уголка, заброшенного в глубь сибирского леса.
— Тебе, дяденька,
лучше всего на самый верх, где бильярдные, — посоветовал мальчишка, — там на
крыше отсидишься, если с маузером.
Выклянчил Титов кусок земли, — управляющему Лосева покланялся, — дали ему
хорошее местечко за экономией; начал он строить избу для нас, а я — всё нажимаю, жульничаю. Дело идёт быстро, домик строится, блестит на солнце, как золотая коробочка для Ольги. Вот уже под
крышу подвели его, надо печь ставить, к осени и жить в нём можно бы.
Но чаще всего он вылезал под видом красного петуха на свою черную растрепанную
крышу и кричал оттуда «кука-реку!» Все знали, что его, разумеется, занимало не пение «ку-ка-реку», а он высматривал, не едет ли кто-нибудь такой, против кого стоило бы подучить лешего и кикимору поднять
хорошую бурю и затормошить его до смерти.
— Я торгую только стеной и
крышей, за что сам плачу мошеннику — хозяину этой дыры, купцу 2-й гильдии Иуде Петунникову, пять целковых в месяц, — объяснял Кувалда деловым тоном, — ко мне идет народ, к роскоши непривычный… а если ты привык каждый день жрать — вон напротив харчевня. Но
лучше, если ты, обломок, отучишься от этой дурной привычки. Ведь ты не барин — значит, что ты ешь? Сам себя ешь!
Николай и Ольга с первого взгляда поняли, какая тут жизнь, но ничего не сказали друг другу; молча свалили узлы и вышли на улицу молча. Их изба была третья с краю и казалась самою бедною, самою старою на вид; вторая — не
лучше, зато у крайней — железная
крыша и занавески на окнах. Эта изба, неогороженная, стояла особняком, и в ней был трактир. Избы шли в один ряд, и вся деревушка, тихая и задумчивая, с глядевшими из дворов ивами, бузиной и рябиной, имела приятный вид.
— Оно, конечно, благодарим покорно, барыня, — сказал Лычков-отец, глядя в землю, — вы обрадованные, вам
лучше знать. А только вот в Ересневе Воронов, богатый мужик, значит, обещал выстроить школу, тоже говорил — я вам да я вам, и поставил только сруб да отказался, а мужиков потом заставили
крышу класть и кончать, тысяча рублей пошла. Воронову-то ничего, он только бороду гладит, а мужичкам оно как будто обидно.
Я предложил С. пройти в деревню и, взойдя на какую-нибудь
крышу, следить за боем; оттуда было
лучше видно.
Этот рост доставлял ей только одно горе; кроме того, что все были вместе, а она была одна, она
лучше всех помнила свое родное небо и больше всех тосковала о нем, потому что ближе всех была к тому, что заменяло им его: к гадкой стеклянной
крыше.
Собака заснула за двором. Голодный волк набежал и хотел съесть ее. Собака и говорит: «Волк! подожди меня есть, — теперь я костлява, худа. А вот, дай срок, хозяева будут свадьбу играть, тогда мне еды будет вволю, я разжирею, —
лучше тогда меня съесть». Волк поверил и ушел. Вот приходит он в другой раз и видит — собака лежит на
крыше. Волк и говорит: «Что ж, была свадьба?» А собака и говорит: «Вот что, волк: коли другой раз застанешь меня сонную перед двором, не дожидайся больше свадьбы».
Отчего лед
лучше держится в погребах под соломенной
крышей?
— А ведь крестный мой точную правду сказал, как был у меня. Жениться вам надо, Петр Степаныч, молодую хозяюшку под
крышу свою привесть. Тогда все пойдет по-хорошему.
И теперь, пожимаясь от холода, студент думал о том, что точно такой же ветер дул и при Рюрике, и при Иоанне Грозном, и при Петре и что при них была точно такая же лютая бедность, голод, такие же дырявые соломенные
крыши, невежество, тоска, такая же пустыня кругом, мрак, чувство гнета — все эти ужасы были, есть и будут, и оттого, что пройдет еще тысяча лет, жизнь не станет
лучше.
Домик в три окна, как и был, только опять
крыша другая, площе, больше на городской фасон, и ворота совсем новые, из
хорошего теса, с навесом и резьбой.
Хозяйка же Сафроныча в бабьей простоте «без направления» думала иначе и, переняв все деньги, мужем с Пекторалиса взысканные, собрала капиталец, с которым не хотела более лазить через забор, и купила себе домик —
хороший домик, чистенький, веселенький, на высоком фундаменте и с мезонинчиком и с остренькою высокою
крышею — словом, превосходный домик, и притом рядом с своим старым пепелищем, где все их дела расстроил железный Гуго.
Все дома, приготовленные для крестьян в новой деревне, были одинаковой величины и сложены из
хорошего прожженного кирпича, с печами, трубами и полами, под высокими черепичными
крышами.
Теперь Иван Иванович чувствовал себя еще
лучше, чем утром. В том же новом пальто он ехал на лошади, рядом с настоящим офицером, и хоть сильно подпрыгивал, но держался крепко. Жаль только, что публики не было: улица была пуста, и где-то за белыми
крышами бухали пушки.
Нечего греха таить: как я ни миролюбив, а все-таки приятно и самому поздравлять и принимать поздравления. Если уж воевать, так
лучше бить, нежели самому быть биту. Но как разгорается война, как быстры ее огнедышащие шаги! Мне это напоминает один пожар, который я видел в детстве, живя в большом селе: только что загорелся один дом, а через час все уже соломенные
крыши полыхают, конца-краю нет огненному морю.